Джон едва слышал, что говорит Мормонт.

— Милорд, я не понимаю вас. Что случилось с моим отцом?

— Я велел тебе сесть, — буркнул Мормонт.

— Сесть! — завопил ворон.

— Сесть и пить. Черт побери, это приказ, Джон Сноу.

Джон сел и отпил вина.

— Лорд Эддард заключен в темницу по обвинению в измене. Утверждают, что он вступил в сговор с братьями Роберта, чтобы помешать восшествию на престол принца Джоффри.

— Нет, — немедленно выпалил Джон. — Невозможно. Отец мой просто не мог предать короля!

— Пусть будет так, — отвечал Мормонт. — Не мне судить, и не тебе тоже.

— Но это ложь, — настаивал Джон. Как могли в Королевской Гавани подумать, что отец его изменник, неужели они все свихнулись? Лорд Эддард Старк никогда бы не обесчестил себя… или же?

Он родил бастарда, шепнул ему негромкий внутренний голос. А значит, способен был забыть и о чести. И твоя мать, что с ней? Он даже не назвал тебе ее имени…

— Милорд, что будет с ним? Его убьют?

— На это я ничего не могу сказать тебе, парень. Я пошлю письмо: в дни молодости мне приходилось знать некоторых из советников короля. Старого Пицеля, лорда Станниса, сира Барристана… что бы ни натворил твой отец, он останется великим лордом. Ему должны позволить уйти в чернецы и присоединиться к нам. Богам известно, насколько нам нужны люди, обладающие способностями лорда Эддарда!

Джон знал, что раньше обвиняемым в измене предоставляли возможность искупить свою вину на Стене. Зачем же лишать этого права лорда Эддарда?

Отец приедет сюда. Какая странная мысль, какая неуютная. Немыслимо и несправедливо лишать его Винтерфелла, заставить облачиться в черное, однако если иначе нельзя будет сохранить его жизнь…

И позволит ли это Джоффри? Джон вспомнил принца в Винтерфелле — как тот издевался над Роббом и сиром Родриком во дворе. Джона он едва замечал; бастарды находились ниже его достоинства.

— Милорд, послушает ли вас король?

Старый Медведь пожал плечами:

— Король — мальчишка… скорее всего он послушает свою мать. Жаль, что с ними нет карлика. Он — дядя парня и видел нашу нужду, когда гостил здесь.

— Леди Старк не моя мать, — резко напомнил ему Джон. Тирион Ланнистер был другом ему. И если лорд Эддард погибнет, вина ляжет на нее — как и на королеву. — Милорд, а что слышно о моих сестрах? Арья и Санса были с отцом, не знаете ли вы…

— Пицель о них не упомянул, но, вне сомнения, с ними обходятся мягко. Я спрошу его в своем письме. — Мормонт покачал головой. — Подобные события не могли случиться в более неподходящее время. Страна как никогда нуждается в сильном короле… Впереди темные дни и холодные ночи, я чувствую это костями. — Он оделил Джона долгим проницательным взглядом. — Надеюсь, что ты не выкинешь никаких глупостей, мальчик?

Он мой отец, хотел ответить Джон, однако он знал, что Мормонту незачем говорить такие слова. Горло его пересохло. Джон заставил себя выпить вина.

— Долг велит тебе оставаться здесь, — напомнил ему лорд-командующий.

— Твоя прошлая жизнь закончилась, когда ты надел черный кафтан.

Птица зловещим голосом подтвердила:

— Черный!

Мормонт не обратил на нее внимания.

— Что бы они там ни делали в Королевской Гавани, это не наше дело.

Джон не ответил; старик допил вино и сказал:

— Можешь идти. Я более не нуждаюсь в тебе сегодня. Завтра ты поможешь мне написать ответ.

Джон не помнил, как встал и вышел из солярия. Он очнулся только на ступенях лестницы с мыслью: это мой отец и мои сестры, как это может быть не мое дело?!

Снаружи один из стражников поглядел на него и сказал:

— Мужайся, парень. Боги жестоки.

Они все знают, понял Джон и ответил:

— Только мой отец не изменник.

Слова застряли в его горле, словно пытаясь удушить его. Ветер крепчал, во дворе, похоже, сделалось холоднее за то время, которое он провел в башне. Духовое лето приближалось к концу.

Остаток дня прошел словно во сне. Джон не знал, где ходит, что делает и с кем говорит. Призрак все время был рядом, это он помнил. Молчаливое присутствие лютоволка утешало Джона. «У девочек нет даже этого утешения», — подумал он. Волки могли бы охранять их, но Леди мертва, а Нимерия потерялась. Они одни.

На закате задул северный ветер. Под его вой над Стеной, над ледяным бастионом Джон отправился в общий зал ужинать. Хоб сварил похлебку из оленины — с ячменем, луком и морковкой. Повар налил Джону больше, чем было положено, и оставил возле его миски хрустящую горбушку. Итак, знает и он. Джон оглядел зал, лица отворачивались, пряча глаза. Все они знают!

К нему подошли друзья.

— Мы попросили септона поставить свечу за твоего отца, — сказал ему Матхар.

— Это ложь, все мы знаем, что это ложь, даже Гренн, — вставил Пип. Гренн кивнул, а Сэм пожал Джону руку.

— Раз ты мой брат, теперь он и мой отец, — сказал толстяк. — Если хочешь, давай съездим к чардревам помолиться старым богам, я буду с тобой!

Чардрева остались за Стеной, однако Джон знал, что Сэм сделает все. Они — мои братья, подумал он. Как Робб, Бран и Рикон.

И тут он услышал смех, острый и жестокий как кнут, голос сира Аллисера Торне.

— А он у нас не только бастард, но и бастард изменника, — бросил он тем, кто был возле него.

В мгновение ока Джон вскочил на стол с кинжалом в руке. Пип попытался остановить его, но, вырвав ногу, он метнулся вперед по столу и выбил чашу из рук сира Аллисера, забрызгав братьев похлебкой. Торне отскочил. Люди вокруг кричали, но Джон словно не слышал их. Он ударил кинжалом, метя в холодные ониксовые глаза сира Аллисера, но Сэм бросился между ними, и прежде, чем Джон успел обежать толстяка, к его спине, словно обезьяна, прилип Пип, Гренн остановил его руку. Жаба принялся выкручивать нож из пальцев.

Потом, уже потом, когда Джона отправили в келью, где он ночевал, Мормонт явился проведать его с вороном на плече.

— Я же просил тебя не делать никаких глупостей, мальчик, — сказал Старый Медведь. «Мальчик», — отозвалась птица. Мормонт недовольно качнул головой. — Только подумать, какие надежды я испытывал в твоем отношении.

У Джона отобрали нож и меч и приказали, чтобы он оставался в своей каморке до тех пор, пока высшие офицеры не посоветуются и не решат, что с ним делать. Ну а пока, не рассчитывая на повиновение, за его дверью выставили охрану. Друзей к нему не пускали, однако Старый Медведь сжалился и разрешил ему взять к себе Призрака, так что Джон не был полностью в одиночестве.

— Мой отец не изменник, — сказал он лютоволку, когда все ушли. Призрак молча глядел на него. Джон привалился к стене, обхватил руками колени и принялся глядеть на свечу, оставшуюся на столике возле его узкой постели. Огонек мерцал и качался, тени метались вокруг, в комнате становилось темнее и холоднее. — Сегодня я не буду спать, — решил Джон.

И все же он, должно быть, уснул. А когда проснулся, ноги его онемели, по ним бегали мурашки. Свеча давно догорела. Призрак стоял на задних ногах и скребся в дверь. Джон удивился тому, каким высоким стал лютоволк.

— Призрак, что случилось? — спросил он негромко. Лютоволк повернул голову и поглядел на него, обнажая клыки в безмолвной угрозе. «Неужели он сошел с ума?» — удивился Джон. — Призрак, это же я, — пробормотал он, пытаясь не проявлять удивления. Джон понял, что трясется… когда же это стало так холодно?

Призрак отпрыгнул от двери, оставив глубокие царапины на дереве.

Джон следил за ним с возрастающим беспокойством.

— Там кто-то есть, — прошептал он. Пригнувшись, лютоволк отступал, белый мех поднимался дыбом на его затылке. «Стражник, — подумал Джон, — они оставили за моей дверью стражника. Призрак чует его сквозь дверь».

Джон медленно поднялся на ноги. Он не мог одолеть дрожь и жалел о том, что у него нет меча. Три быстрых шага привели его к двери. Джон схватил ручку, потянул ее внутрь. Скрип петель заставил его подпрыгнуть. Охранявший его человек простерся на узких ступенях лицом вверх, хотя тело его лежало на животе. Голову его перекрутили спереди назад.